В три часа дня по полудню телеэкраны во всем Нью-Авендуме одновременно потемнели, подернувшись пеленой помех, сквозь которые, с трудом, пробивались звук и изображение с явно неисправной камеры:
-...её включил?... Да, нет?... Тупой придурок... Да, она работает!- Раздался зловещий, трескучий голос, прежде чем, сквозь помехи, можно было разглядеть человека, которому он принадлежал - сам Джон Кренен собственной персоной хищно улыбался людям всего города с экранов их телевизоров:
-Граждане Нью-Авендума! С вами снова я, ваш Преподобный Кренен, дети мои. Пришла пора очередной проповеди для этого прогнившего городка...- мужчина медленно отходил от объектива спиной вперед, ни на секунду не прекращая улыбаться. Полы его пыльного плаща развевались на ветру, закрывая от зрителей задний план, -...Мы зовем себя современным и полноценным обществом... социумом... семьей. Но. В тоже время мы позволяем ублюдкам в кожаных креслах, что жируют на наших с вами деньгах плевать нам в лицо и говорим при этом спасибо. Посмотри на себя, Нью-Авендум - ты пускаешь к себе домой этих грязных животных... Позволяешь жить и брать им то, что принадлежит тебе... И потом у тебя хватает совести называть меня сумасшедшим... Меня?... Дети мои, да у вас еще больше говна в ваших очаровательных головках, чем я думал!
Тон Кренена сменился, практически перейдя на злобное рычание, в то время как он начал неторопливо расхаживать перед камерой взад-вперед, когда на заднем плане, его люди подводили к краю открытой смотровой площадки связанных пленников:
- Вы делаете одно и то же, одно и то же, одно и то же день за днем. День за днем вы лижите зад этой звериной напасти из Фелвотера и у вас хватает наглости звать меня сумасшедшим?...- Джон зловеще рассмеялся, прикрыв глаза руками, -...Если это и так... То уж лучше быть сумасшедшим как я чем таким... правильным, как вы... Так ведь, ребята?
Кренен сделал шаг в сторону и, вместе с мгновенно оглушившим микрофон камеры воинственным рыком, зрителям открылся вид на всю центральную площадь Старого района - вокруг огромного квадратного провала, с которого убрали все ограды, ранее был оборудован для удобного наблюдения за постепенным ржавлением величественных дверей убежища, далеко внизу. Теперь же они были переоборудованы под импровизированные плахи и виселицы. На штырях, вбитых по периметру  дыры, то тут, то там висели трупы ранее убитых фуррей – от некоторых остались одни кости, обтянутые догнивающей кожей, а некоторые были совсем свежими:
-…Одни из них навязывают нам свою религию… Другие опровергают её и толкают свою… Но мы же не введемся на подобную херню, не так ли, дети мои?!- Воздел руки к небу Кренен, под оглушительный гвалт его «паствы».
-Ты… ты чудовище!- Подал голос молодой волк, натянув веревку, за которую его держал охранник, тут же «приласкавший» его затылок прикладом ружья и прижавший его за горло к земле, пока к нему не подошел сам Джон, медленно склонившись над пленником:
-Посмотрите внимательно на этого гражданина…- Подозвав к себе паренька с камерой, Кренен жестом отогнал охранника и, за петлю на его шее, поднял волка с земли, -…он вторгся в мои владения, грубил моим людям… Все… все что я делаю – защищаю мой народ и мои земли… Вот, посмотрите что ваш хваленый «друг» сделал с беззащитным ребенком… Ребекка, солнышко мое, иди ко мне.
Камера обернулась к окружавшей площадь толпе и оттуда, чуть хромая, вышла маленькая девочка – на вид, ей не было и шести лет. Её хрупкое тельце покрывали многочисленные перевязи и повязки. Когда бедняжка доковыляла до Кренена, он по отечески приобнял её за плечи:
-Ну, маленькая моя, расскажи всем, что этот ублюдок с тобой сделал. Не бойся, эта тварь на привязи.- Кренен перехватил волка за волосы, задрав его голову, пока Ребекка собиралась с духом и тоненьким, испуганным голоском промолвила:
-Он… он напился и… и пытался по…потрогать меня т-там…- Тихо всхлипнув, девочка отвернулась, пытаясь сильнее натянуть платьице как можно ниже к коленкам. Как только бедняжка закончила свое признание, она не смогла сдержать слезы, разрыдавшись. Джон отпустил челку волка, тут же отвесив ему мощную пощечину:
-Животное… И вы учите нас как жить! Ну, милая… Ох, ребят, возьмите маленькую, не могу… сердце разрывается…- Утер скупую слезу Кренен, передав девочку в руки подбежавшего помощника. Проводив девочку взглядом до толпы, Джон тяжело вздохнул, затем широко улыбнувшись в камеру, подтянул её к своему лицу поближе, словно бы стараясь заглянуть зрителям в глаза:
-Итак, вы сами слышали, дети мои! Одумайтесь, одумайтесь, о несчастные души, доверяясь этим бесчестным зверям! Они наш враг! Они пришли сюда, чтобы взять наши земли, изнасиловать наших жен и детей, а нас сделать рабами! Боритесь с их тлетворным влиянием и молите о прощении не меня… А самих себя!
Как только камера выключилась, Джон снял шляпу, платком утерев со лба пот:
-Мать их… Никак не перестану потеть на этих трансляциях… Ну вы как там, закончили приготовления?- Кренен обернулся к пленникам, к ногам которых уже заканчивали привязывать веревки с цементными блоками на концах:
-Все готово, отец Кренен!- Чуть ли не выкрикнул боец, отходя от приготовленных к экзекуции пленников, давая Кренену место для заключающей речи:
-Итак, падшие твари, вы повинны самом главном и самом тяжком из возможных преступлений – в своем омерзительном существовании! Каждый из вас «так же» повинен в незаконном проникновении на нашу территорию, нанесение оскорбления моим людям а ты…- Джон перевел взгляд на все того же волка, -…ты пойдешь последним… В ЯМУ ИХ!!!
-В ЯМУ ИХ!!!- Поддержала толпа, продолжая скандировать приговор, пока он приводился в исполнение – хищно ухмыляясь он по одному сталкивал бетонные блоки с края, одного за другим отправляя кричавших от ужаса фуррей вниз. Как только они скрывались внизу, петля на их шеях натягивалась, с треском ломая им шеи. Когда же из шести остался только волк Джон остановился:
-Нет… слишком быстро для тебя, волчок… Нож.- Ухмыльнулся Кренен, принимая тесак от своего подчиненного и поддевая сапогом веревку, тянувшуюся от ног волка к бетонному блоку, -…ты не заслужил права на быструю смерть, падаль… Я с радостью буду смотреть на то, как будет корчиться твоя уродливая рожа, пока ты будешь задыхаться, моля свои божественные деревья о быстрой смерти.
Перерезав веревку Кренен самолично взял волка за волосы и поднес его к краю смотровой ямы и, игнорируя напуганные всхлипы, столкнул его с края, затем брезгливо утерев руки об плащ:
-Вот и денек удался… Так… Где мои сигареты?